Она застонала, заслоняя глаза от солнечного света, — этот треклятый свет совершенно не хотел считаться с ее жутким похмельем. Кидж-Кайя осторожно села — мозги резко бултыхнулись в черепной коробке. Стараясь не шевелить головой, ищуще протянула руку, вцепилась в горлышко бутылки, как в последнюю надежду. Вина — только чтобы губы обжечь. Кидж-Кайя скосила глаза вправо, на мужчину, лежавшего ничком на кровати, и скривилась — уже от отвращения. Где она только такого отыскала! Впрочем, после трех бутылок что красавчик, что рыжий кабан вроде этого — едино...
С трудом, с передышками, застегнула штаны и ремни (они даже не удосужились до конца раздеться). На шнуровку ботинок ее уже не хватило, и, сунув их под мышку, Кидж-Кайя, сутулясь и жмурясь, выползла в серый рассвет. Через час все еще босая, мокрая и злая, но уже посвежевшая и протрезвевшая, она добралась до казармы.